ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯТНОЕ

Это был Прут. Он подхватил ее почти у самого пола и громко крикнул:
- Гай! В Вену!
Каким-то образом Вера вновь очутились в машине. Она пыталась понять, как могло это произойти, подумала, что, наверно, Прут перенес ее, когда та была без сознания... Но только она так подумала, как потеряла сознание снова....
Вера стала приходить в себя, и внезапно почуяла запах утреннего неба в огромном городе. Это был именно запах неба. И именно в огромном городе. И вне всякого сомнения, запах утра. Очень раннего, часа в четыре ...
Открыв глаза, Вера увидела прямо у себя над головой гигантский черный силуэт всадника, конь которого встал на дыбы. От страха Вера содрогнулась всем телом, но почувствовав сильное рукопожатие Прута, тут же успокоилась.
- Не бойтесь. Он не опасен. - сказал Организатор.
И правда. Вздыбленный конь не шевелился. всадник тоже. Они только собирались куда-то скакать, но никуда не скакали. Рядом с черным всадником также спокойно и неподвижно стоял и светил фонарь. Точнее это был не один, а целых пять фонарей старинной формы, похожих на высокие многогранные шкатулки. Эти фонари расположились на одном столбе, словно груши на железных ветвях. Свет, струящийся из-под зеленоватых плафонов, был мягкий и теплый. К тому же очень не нынешний, какой-то старомодный. Отведя взгляд от фонаря, Вера увидела вдалеке очертания замка со стрельчатыми сводами, похожего на ратушу...
- Вы правы, это Ратуша... - сказал Прут таким тоном, как будто они уже часа два о ней беседуют...
- Где Чехов и Булгаков? Где мы?! - хватаясь за голову, злобно крикнула Вера.
- Тс-с-с! Не кричите! разбудите Евгения Савойского! - попросил Прут, кивая на всадника, напряженная спина которого говорила о диком желании немедленно куда-то мчаться.
- Кого разбужу? - поинтересовалась Вера, понимая, что шизофрения в ее голове развивается по каким-то своим законам.
- Вы забыли принца Евгения Савойского?! Великого полководца Австрии?! Ах если бы он не был медным, то смог бы выразить вам свое отчаяние! Вы забыли его Вера!
- - Где...мы...находимся? - не надеясь на ответ, спросила Вера.
- Вот те раз! Всю жизнь человек мечтает побывать в городе своих прошлых перевоплощений, а оказавшись в нем - не узнает родных мест! Неужели вы ничего не помните?! В прошлой жизни вы впервые поцеловались здесь: на площади Героев у входа в Национальную библиотеку! Кстати, время суток было почти такое же... Добро пожаловать в Вену, Вера!
- ... мы.. в Вене?! В Вене...
Уже как бы констатировав этот факт, Вере вдруг стало неожиданно легко и радостно. Она огляделась вокруг. Позади нее возвышался прекрасный парадный вход в длинное полукруглое здание.Над красивой аркой находился большой балкон. Его подпирали четыре колонны, между которыми неподвижно стояли белые фигуры. Вера не сразу поняла, что это статуи. Она разглядела Деву Марию,держащую на руках младенца. Еще выше стояли какие-то девушки с венками. А на самом верху сверкал орел, раскинувший золотые крылья. Над его головой блистала золотая корона и высокий шпиль. В предутреннем сумраке шпиль ярко сверкал.
- Так я здесь целовалась? - неожиданно спросила Вера.
- Я пошутил. - процедил Прут.
Внезапно послышался стук копыт. Вера порывисто обернулась на принца Евгения, но тот был неподвижен, как и прежде. И вдруг из темноты вынырнула пара лошадей, а потом довольно упитанный кучер в котелке, и уж затем что-то вроде брички или повозки.
- Фиакр! - торжественно возвестил Прут.- И при железных дорогах лучше сохранять двуколку!
- О, Боже! - отозвалась Вера.
Они сели в фиакр и Вера почему-то шепотом спросила:
- А где же Гай?!
По упитанной спине фиакера в ярко-алом жилете пробежала чуть заметная волна. И еще Вере показалось, что голова в котелке качнулась также, как недавно качалась голова в синей фуражке.
- Хорошего правителя справедливо уподобляют кучеру... - улыбнулся Прут.- Хотя, конечно, легче держать вожжи, чем бразды правления. Учитесь, Вера. Трогай, Гай!
Гай чуть слышно цокнул языком и две поджарых рыжих лошади резво застучали копытами по мостовой. Вера заметила что у кучера не было кнута....
Воздух был свеж, фиакр был открыт и Вера глотала свежий воздух ртом, глядя на предрассветную Вену. Вера смотрела на Вену и не верила. Она вдыхала запах невидимого, но осязаемого Дуная и холомов Венского леса... Она...знала.
Город ярко-зеленой травы, подстриженой ровно - травинка к травинке с ошеломляющей точностью... Город венского кофе и венских кафе....Город парков... Город герцогов... Город изысканнейших летних резиденций... Город барокко... Город готики... Город Собора святого Стефана.... город красных и желтых цветов на поразительно зеленых лужайках... Город Вольфганга Моцарта, Иоганна Штрауса, Людвига Бетховена, Отто Вагнера, Стефана Цвейга....
Имена, лица и воспоминания посыпались из Веры, как мука из внезапно прорвавшегося мешка...
-Господи! - не своим голосом закричала Вера. - Это же церковь Вотивкирхе! Слава Богу, он жив!
- Кто жив? - грустно улыбнулся Прут.
- Кто?... Я не помню. После покушения!
- Ну что ж... Раз так.
- Да, помогите же мне вспомнить! - закричала Вера. - Гай! Скажите, когда была построена эта церковь?
Вера указала на готический храм с огромной каменной розой над входом и двумя стрельчатыми башнями, словно вонзенными в небо... Церковь была как сахарная, настолько хрупкой и тонкой казалась каждая ее деталь...
- Эта церковь, мадам, была построена в 1856-1879 году благодарными венцами в честь спасения одного человека.- чуть слышно ответил фиакер в красном мундире.
- Как его звали, Гай?!
- Его звали император Франц-Иосиф, мадам, - ответил кучер и цокнул языком.
Лошади понеслись во весь опор. Мимо проносились дворцы и парки, фонтаны и бронзовые памятники...
- Я! ..была!...была... - начала задыхалаться Вера. - Я...любила императора?!
Прут схватился за голову.
- О, Господи! Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно объять необъятное! Пробка шампанского с шумом взлетевшая и столь же мгновенно ниспадающая, - вот изрядная картина любви. Но разве в силах я отвечать на вопросы, ответы на которые сам хочу получить? Вот, к примеру, извольте сказать, какие вам по душе мужчины? Блондины, брюнеты, тощие, упитанные...
Вера схватила своим цепким слухом новые нотки в голосе этого странного человека и как-то вдруг обмякла, успокоилась, забыла и об императоре и о церкви Вотивкирхе: обо всем, чего не знала и не могла знать... Пожала плечами, удивляясь самой себе и краем глаза хватая шедевры архитектуры холмистой Вены из безумно мчащегося фиакра....
- Так какие? - с упоением продолжал Прут. -Молодые, старые, великие, малые....
- Замуж меня выдать собираетесь? - вяло улыбнулась Вера.
- Да, нет, просто, исполняю свою работу - то есть ваши желания...
- Ну, если желания - то вас обманули!
- Как же? Все девицы подобны шашкам: не всякой удается, но всякой желается попасть в дамки....
- А я не желаю. Я вовсе не люблю мужчин.- голос ее вдруг странно надломился, как бывает в те минуты, когда произносишь вслух вещи, о которых молчал всю жизнь. - Я люблю женщин.
Вера увидела огненные глаза Прута, брошенные в нее, как раскаленные угли в сухие листья. Оцепенев от ужаса собственных слов и от дикой сердечной боли, она не могла пошевелиться, а только услышала голос господина Жемчужникова:
- Гай! К доктору! Бергассе, 19!

И они рванули так, что зеленые луга Вены, ее парки и памятники, дома и люди слились в один безумный калейдоскоп, отдававшийся глухими ударами в Верином сердце. Через минуту это кончилось. Фиакр остановился у изысканого трехэтажного дома с множеством окон и балконов. Сквозь пелену Вера увидела, как из подъезда выбежал человек в элегантном черном костюме с белой ухоженной бородой.
- О, гер организатор! Я ждал! Прошу вас и вашу гостью почтить своим присуствием мой дом... Марта приготовила завтрак....
- -Нет, гер доктор, - с идеальным немецким акцентом ответил Прут. - Мы очень спешим - сами знаете, как тяжело управится в такой короткий срок... Доверенной мне особе стало нехорошо, вы не посмотрите ее, гер доктор...
- Конечно! - воскликнул белобородый, поднимаясь в фиакр.
- Опять доктор...Куда вы меня привезли, Прут? - застонала Вера, чувствуя, как теплая рука прикасается к ее лбу, щекам, подбородку... Эта рука была очень нежной.
- Я привез вас, дорогая Вера, к дому, где с 1891 по 1938 год жил и работал основоположник психоанализа, доктор Зигмунд Фрейд! А вот и он сам собственной персоной! Прошу любить и жаловать!
Вера больно прикусила губу, отчего вдруг обрела прежние ясность мыслей и взгляда, если, конечно, можно назвать ясным созерцание живого Зигмунда Фрейда на рассвете в блистательной Вене...притом, что еще несколько часов назад она ошивалась в больничном скверике... У Фрейда были удивительно любопытные глаза....
- Так что вы нам скажите, любезный гер Фрейд? Думаете, ваша теория верна?
- Уверен в этом... - улыбнулся белобородый. - Я, конечно, всего лишь старый еврей весьма сомнительной внешности, но.... Вера, какие вам снятся сны?
- Чернобелые...- ответила Вера.
- О чем ваши сны, Верочка? - мягко, осторожно спрашивал доктор, поправляя чуть измятый галстух, небрежно повязаный на шее.
- Волосы. - ответила Вера, вдруг припомнив все сны за последние несколько месяцев. - Всегда одно и то же... Волосы... Длинная черная коса и светлые, почти белые распущенные волосы...
- А как они вам снились? Они сплетались?
- Откуда вы знаете?... - онемела Вера.
- Гер Фрейд написал одну очень занимательную книжицу - "Толкование снов"... Я почитываю ее на досуге. - печально сказал Прут.
- О! - радостно всплеснул руками доктор. - Сам Великий Организатор читает мои книги! Для меня это высшая награда.... Волосы, волосы... Психоанализ, фройлен Вера, психоанализ... скоро вы и сами все поймете... Вы скоро все поймете...
- Даже очень скоро... - кивнул Прут, хлопнув Гая по плечу. - Сегодня вечером. Спасибо, гер Фрейд! Мое почтение глубокоуважаемой Марте! Гай, солнце уже слишком высоко! Мы опаздываем! Трогай! Фьють!
И фиакр в одну секунду преодолел получасовое растояние от улицы Берггассе, оставив далеко позади элегантный дом великого белобородого врача с до невозможности ехидными глазами....
- О, Господи... - шепнула Вера. -Фрейд...
Великий Организатор даже не съязвил. Оба они: Вера и Прут в одну минуту почувствовали, как изысканную бронзово-золотую Вену заливает горячее солнце. Они мчались в фиакре по, точнее над, одним из самых прекрасных городов мира. Блестящие шпили церквей, белоснежные головы статуй, выложенный красными цветами огромный скрипичный ключ возле памяника Моцарту, голубая широкая лента Дуная, его мосты и Венский лес... Все это было таким невероятным в жизни Веры, полной призрачных воспоминаний и грез, что сейчас, когда, наконец,все, о чем она так долго мечтала сбывалось каждую минуту, все эти минуты казались издевкой, шуткой, причудами ее странной болезни.... Но все это было! Могут обмануть глаза, могут обмануть уши, даже сердце может обмануть, но Вера знала, что ее никогда не обманывали запахи... А запахи были такими настоящими, что их впору изображать на холсте... Запах свежескошенной травы. Запах цветущих деревьев. Запах жареного мяса - какая-то венская семья уже готовит барбекю на лужайке... Запах кофе! Головокружительный и такой сильный, что можно умереть....
- Алексей Константинович! - вдруг кротко произнесла Вера, почему-то назвав Прута тем первым именем, которое она от него услышала. - Очень хочется кофе.
- Умная женщина подобна Семирамиде! В кафе Централь, Гай!
Буквально секунду спустя фиакр остановился у трехэтажного здания с высокими полукруглыми окнами. Над входом Вера заметила красный флажок с надписью : "Cafe Central".
Они вошли в просторный зал с колонадой и пальмами. За изыскаными маленькими стооликами сидело несколько венцев, читающих утренние газеты. Официант весь в белом, но с обворожительно черной бабочкой искренно улыбался каждому посетителю. Прут не сразу посадил Веру за столик, а повел ее к высокой малахитовой полке, уставленной невероятным количеством пироженных, изыскано воздушных, успанных шоколадной, кокосовой и черт знает еще какой стружкой, облитых кремом, один вид которого вызывал бурное слюноотделение, украшенных кроваво-красными вишнями, полными ликера, и черносливом, и клубникой и киви....
У Веры закружилась голова.
Прут поддержал ее и шепнул:
- Выбирайте. Это изделия придворного кондитера Демеля.
Вера долго выбирала, наконец, указала официанту на шоколадное, клубничное и банановое пироженные, чуть покосившись на Прута: не слишком ли она жадничает? Но Прут даже удивился скромности своей подопечной:
- Коэфициент счастия в обратном содержании к достоинству. Вещи бывают великими и малыми не токмо по воле судьбы и обстоятельств, но также по понятиям каждого.
Прут заказал кофе и раскурил сигару, не преминув заметить, что "добрая сигара подобна земному шару: она вертится для удовольствия человека".
Вера накинулась на пироженные, пытаясь сдерживать возгласы восторга.
- Отчего же вы сдерживаетесь, Вера? - улыбнулся Прут. - Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые, иначе такое бросание будет пустою забавою.
Вера посмотрела на Прута и впервые подумала, что это совсем не тот человек, которого она встретила в парке. Не было у него постного лица и нос не был таким уж длинным, и не глядел он пессимистично вниз. Прут смотрелся изысканнейшим джентельменом с удивительно красивым лицом и проникновенно умными глазами, под взглядом которых хотелось вывернуться наизнанку. Вера отхлебнула кофе, поставила чашечку на блюдечко и вдруг спросила:
- Алексей Констатнтинович. Почему я?
Прут отставил кофе и тихо ответил:
- Счастье подобно шару, который подкатывается: сегодня под одного, завтра под другого, послезавтра под третьего, потом под четвертого, пятого.... Соответсвенно очереди и числу счастливых людей...
У Веры задрожали руки.
- Прут, не уходите от ответа. О каком же счастье идет речь, если я...если мне... если завтра я умру и еще не решено, где окажется моя душа....
Прут удивленно глянул на Веру.
- Вы впервые за всю историю нашего знакомства, Вера, задаете мне такие откровенные вопросы. Что ж, и я вам отвечу откровенно: вы совершили грех, который может перевесить на наших конторских весах все ваши добрые дела. Все добрые дела. Даже то, что в пять лет, когда в вашем дворе соседи топили котят, вы перодолев ужас, опрокинули ведро и спасли всех шестерых. И то, что до самой смерти вы ухаживали за своей больной злобной бабушкой. И то, что любили тех, кто вас не понимал. И то, что рисовали чудесные картины с белыми лошадьми в ржавых клетках. И то, что никогда ни на что никому не жаловались....
- Что за грех? - раскрасневшись выдохнула Вера.
- Этого я не могу вам сказать. К исходу третьего дня вы должны сами понять это.
- А если я не пойму?!
Прут вдруг опустил голову и медленно протянул руку к Вериной ладони. Сжал ее своими красивыми сильными пальцами и тихо сказал:
- Есть ли на свете человек, который мог бы объять необъятное?
Они помолчали полминуты. Засим Прут тряхнул головой, улыбнулся и громко сказал:
- Ну-с, едемте! Нас ждут великие дела! Нужно выпускать ваших белых лошадей из ржавых клеток!
Через минуту они уже мчали в фиакре мимо Бургтеатра, мимо Университета Рудольфа 4-го в кольце Рингштрассе, мимо Штрудельхофштиге - шедевра архитектуры среди многочисленных лестниц холмистой Вены,мимо церкви святого Рупрехта, мимо павильона станции Карлсплатц подземной городской дороги Отто Вагнера....
А потом Гай остановился.
- Прошу вас. - сказал Прут, подавая Вере руку. Она не глядя протянула ее и пошла за ним. Она ничего не видела перед собой. Ее мозг работал в бешеном ритме, пытаясь пролить свет на эту чудовищную загадку. Она шла и вспоминала свои грехи: их было множество, их было очень много, но, возможно, их было вполовину меньше, чем у соседей, топивших котят... Она ничего не могла найти такого, за что ей нужно проходить сейчас такие испытания исход которых завтра ночью станет ее адом или ее раем... Может это какая-то ошибка?! В голове стучал метроном, выискивая несуществующий грех...
- А соседи ваши, - тихо шепнул ей Прут, - все попали в рай. Причем безо всяких испытаний.
Вера захлебнулась кашлем и в который раз ощутила, как острая игла пронзает ее больное рыхлое сердце... Но в этот раз боль не накатила на нее удушливой волной, а остановилась где-то прямо под сердцем и отсупила: Вера увидела восемь всадников в черных мундирах с золотыми пуговицами в треуголках и белоснежных ритузах, заправленных в высокие, блестящие сапоги. Они скакали на белоснежных лошадях таких, какие Вера тысячи раз видела в своих снах и изображала на картинах: со снежными гривами и пушистыми расчесанными до безумия хвостами... Всадники остановились прямо перед Верой и Прутом и склонили головы. Затем спешились и один из них почтительно, но громко возгласил:
- Добро пожаловать в Испанскую школу Верховой езды!
- Здравствуй, Ганс. - улыбнулся Прут. - Есть ли лошадь для дамы?
- Каких дама предпочитает лошадей? - спросил человек в мундире.
Вера оторопела. Она стала дергать Прута за рукав и умоляющим голосом говорить:
- Прут! Прошу вас! Не надо! В последний раз я каталась на пони, когда мне было шесть лет. Я же не умею! Не нужно! Я боюсь!
- Собака, сидящая на сене, вредна! Курица, сидящая на яйцах - полезна. От сидячей жизни тучнеют! Вы столько лет мечтали об этом, а теперь отказываетесь прокатится на лучшей кобыле Австрии в Испанской школе верховой езды?! Прекратите бояться и будьте покорны! Покорность охлаждает гнев и дает размер взаимным чувствам. - Мадам, - вежливо сказал Ганс. - Прошу вас, пройдемте со мной.
Вера с мольбой оглянулась на Прута.
- Идите! - кивнул ей он.
Ганс повел Веру через огромный зал, усыпанный песком, на котором было тысячи отпечатков копыт лошадей. Если бы не это, то большое светлое помещение с колонадой и балконами показалось бы Вере царскими покоями. Ганс открыл одну из дверей и пропустил Веру в маленькую комнату, где на вешалках висели костюмы всадников, а рядом стояли начищенные до блеска сапоги. Ганс указал Вере на вешалку, на которой висел самый маленький костюм и, поклонившись, удалился. Вера сняла с вешалки мундир и приникла к нему лицом. Мундир пах медалями, войнами и победами, он был полон всеми теми запахами, которые Вера никак не могла вспомнить и узнать так как никогда не вдыхала их... Но Вера их помнила и знала...
Через пять минут она уже стояла перед Прутом в мундире с золотыми пуговицами, треуголке, белых ритузах и черных сапогах. Ей так шел костюм наездницы, что не залюбоваться ею было нельзя. Даже тот, кто повидал на своем веку всякое и возглавлял теперь одну очень серьезную контору на небесах не мог оторвать глаз от Веры и долгое время даже не шутил в своем обычном духе. Но когда он все-таки опомнился, вернул глазам присущий им саркастический блеск,и глубокомысленно промолвил:
- Гм... купи прежде картину, а потом рамку... Не уступай малодушно общим желаниям, если они противны твоим собственным; но лучше, хваля оные притворно и норочно оттягивая время норови надуть своих противников!
- Это к чему вы сказали, Прут?! - улыбнулась Вера, ощущая неимоверную свою красоту в данный момент.
- А к чему я вообще все это говорю?! Ну-с! Начиная свое поприще, не теряй, о юноша, драгоценного времени! Коня нам! Коня!
Ганс подвел к Вере белую, как снег лошадь. Прекраснее животного Вера не видела никогда в жизни. Ее длинная, как девичьи волосы, грива имела лунный оттенок. Такой серебристо-молочный, какой приобретает только спутница земли во время полнолуния.
- Вы правы Вера, - шепнул Прут. - Эту лошадь зовут Луной. Она ждала вас долгие годы. Не заставляйте ее ждать еще. Садитесь в седло! И ничего не бойтесь...
Но Вера ничего и не боялась. Она знала, что это ее минута. Ее лошадь. Ее жизнь. Никогда раньше этого не делая, Вера уверено вставила ногу в стремя и держась руками за бархатное вышитое золотом седло, легко оседлала Луну. Лошадь стояла неподвижно, прислушиваясь к каждому движению Веры. И когда та легко провела по ее гриве, Луна радостно мотнула головой и помчалась по загону. Ее танцующие грациозные движения приносили Вере неописумое удовольствие, хотя всем известно, что человек впервые севший в седло испытывает колоссальное физическое напряжение. Но его не было. Луна мчала Веру по кругу. Ганс и Прут застыли, глядя на эту ошеломляющую красоту.
- Хороша школьная кадриль?! - весело закричала Вера Гансу.
- Она великолепна, мадам! - ответил вседа сдержанный в похвалах Ганс.
"Откуда я знаю, что этот ход называется школьной кадрилью?!" - мелькнула изумленная мысль в опьяненном сознании Веры, но Вера уже давно не задерживала такие мысли в своем сознании, и изумление сменилось беспамятной радостью. Вера чувствовала, что она и это белоснежное существо - теперь одно целое. Она вдруг поняла, почему Гуливер, вернувшись из страны еху, не мог ни с кем общаться кроме лошадей, ей внезапно открылось, что Луна - самое благородное и прекрасное создание на земле... Вера захлебывалась счастьем. Ей вдруг показалось, что у нее снова, как раньше, длинная черная коса до пят, которая сливается с белоснежной гривой Луны...
Вера наклонилась к уху своей лошади и нежно прошептала:
- Луна! Милая! А теперь рысь!
Услышав приказание хозяйки, Луна сделала курбет, высоко подняв переднюю часть корпуса, а затем пошла резкой классической рысью, вздымая клубы пыли. Так они мчались и мчались, забыв о времени и окружающем мире...
Но внезапно раздался резкий хлопок. Это ударил в ладоши Прут. И жизнь остановилась. Луна остановилась. И Вера застыла в седле, ошеломленная новой сердечной болью.
Через мгновение она почувствовала, как Прут вынимает ее одревеневшее тело из седла. Вера ничего не видела вокруг себя, но понимала, что Прут уносит ее. Уносит от самой яркой мечты ее детства - белой лошади... Белой лошади...Луна!
- Друзья мои! - услышала Вера далекий голос Великого Организатора. - Идите твердыми шагами по стезе, ведущими в храм согласия, а встречаемые на пути препоны преодолевайте с мужественною кротостью льва!
Дохнуло свежим воздухом.
Они снова были в фиакре. Вера открыла глаза. Ее взгляд был прикован к паре рыжих лошадей, мчавших фиакр по Вене.
- Не грустите, Вера. Сегодня вы еще будете править лошадьми. Такими лошадьми, которые Вам и не снились!
- Я не хочу тех, которые мне не снились. - тихо ответила Вера. - Я хочу только ту, которая мне снилась.
- Будет вам та, которая снилась. Поглядим, что из этого выйдет! Моменты свидания и разлуки суть для многих самые великие моменты в жизни. Гай! Сегодня на балу Вера Андревна должна выглядить небесно! Ты знаешь, куда ехать!
- Конечно, мой господин!
Фиакр рванулся так, что у Веры в очередной раз потемнело в глазах. "На балу" - эхом отозвалось в ее сознании. Через минуту лошади остановились у въезда на элегентнейшую торговую улицу Вены - Кертнерштрассе.
- Дальше не проедем. Здесь пешеходная зона.- сказал Гай.
- Вашу руку, фройлен.- сказал Прут.
Вера подала руку Великому Организатору и они, оставив фиакр и Гая на углу, зашагали по солнечному Венскому тротуару. Вера только сейчас обратила внимание, что она уже не в мундире всадницы, а в длинном светло-голубом платье и белых туфлях на невысоком элегантном каблучке. Спрашивать ничего не хотелось. Все уже давно было ясно. Только одно Вера, как всегда, не могла не спросить:
- Зачем мы здесь?
- Как зачем? Мы пойдем по магазинам и вы выберете себе что-нибудь для сегодняшнего великого вечера.
- В смысле...из одежды?
- А вы хотите пойти в Мюзикферайн без одежды?
- Нет я... я просто не понимаю... Мы ведь обходились без магазинов, когда на мне появилось то вишневое платье и вот теперь это голубое.... Так зачем магазины?
- Во-первых, это входит в пункт нашей программы исполнения желаний. Вы ведь мечтали ходить по дорогим магазинам и покупать-покупать-покупать все, что только понравится... Я исполняю желания, если вы не запамятовали, Вера. Во-вторых, вишневое и голубое платья все-таки были плодом моего консервативного вкуса, а сегодняшний вечер будет более чем современный, то есть - модерн. Принимая же во внимание факт моего отставания от современной моды лет на триста (и ее уже не догнать!), нам непременно нужно пойти по модным бутикам....
Вера улыбнулась.
"Откуда Козьма Прутков знает слово "бутик"? - она посмотрела на него с восторженной нежностью.- Он все знает!"
Организатор в свете дневного яркого солнца показался Вере очень красив. Он был высок. Он был статен. Ум читался в каждом движении его лица. Блики от витрин и зеркал отражались в его глазах. И еще Вера заметила, что в любой обстановке, в любом окружении, Прут оставался светСким. Таким обходительным. Таким милым и одновременно насмешливым. Красивый сноб.
"Как хорошо все-таки, что я сошла с ума и встретила его!" - подумала Вера с еще большей нежностью.
А Прут улыбался. Он смотрел на спешащих по улице венцев, на красочные вывески, теснящиеся друг за другом в огромном количестве, на деревья, цветущие в этом урбанистическом раю, на блестящий чистотой тротуар...
- Начало ясного дня смело уподоблю рождению невинного младенца: быть может, первый не обойдется без дождя, а жизнь второго не обойдется без слез. Зайдемте-ка сюда, Вера Андревна!
Прут потянул ее ко входу одного из магазинов под зеленой вывеской с немецким названием. У дверей стояла девушка в черно-белом костюме со стандартной улыбкой. Она хотела было приклеиться к Вере, как банный лист с привествиями, предложениями и советами, но Прут шепнул ей что-то на ухо и девушка тут же изменившись в лице, куда-то исчезла.
- Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе. - вздохнул Прут. - Никто не обнимает необъятного. Выбирайте, Вера!
Прут указал ей на бесконечные ряды вешалок с платьями, брюками, костюмами, юбками...
Все было женское. Все было очень дорогое. Все было из таких тканей, которые Вера видела раньше только в кино.
Она подошла к стойке, на которой висело длинное бледно розовое платье. С оборками. С высокой талией. С воланами. Случайно обернувшись на Прута, Вера вдруг поймала улыбчивый взгляд. И ей стало стыдно, дурно и досадно.
-Отчего вы улыбаетесь? Вам не по душе мой выбор?
- Поверьте, на Вашем месте я выбрал бы тоже самое. Наши вкусы удивительно похожи, и это платье непрменно будет куплено. Но помните: сегодня особенный вечер. Здесь больше подойдут... как это у вас называется...джинсы...дранные и куртка. Косуха.
Глаза Веры округлились. Козьма Прутков знает, что такое косуха и драные джинсы! Господи, что же это за бал, где нужно так выглядеть?
- А впрочем, чтобы вы не одели - будет чудесно.... Пойдемте. Я знаю один магазинчик. Для сумасшедших...